Если мы склонны к тому, чтобы выстраивать сверхграницы и чрезмерно защищаться — мы помещаем себя в стены, путая безопасность со свободой.
С другой стороны, если склонны жить без границ — оставляя доступ к себе слишком открытым — мы плывем по периферии воплощенной жизни, путая слияние с близостью, неограниченность со свободой, а чрезмерное терпение с состраданием.
Границы препятствуют распространению эпидемий, но что делает подобное сдерживание — защищает нас или защищает сверх всякой меры, заманивает или служит, заземляет или цементирует, становится домом или тюрьмой?
Те, кто выходит за границы, обычно склонен по ошибке рушить границы ради саморасширения; а это — одна из ловушек.
Сходную ошибку мы совершаем идеализируя романтический период отношений, в которых ошеломляющее стремление к объединению рассматривается как окончательное состояние любви, а не как временный фантастическое состояние, которое неизбежно проходит со временем.
Мы можем осознавать или восхвалять это устранение границ, как своего рода освобождение, разрушение оков во имя трансценденции (от лат. transcendens «переступающий, превосходящий, выходящий за пределы») и духовной реализации. До тех пор, пока мы воспринимаем подобное расширение как удивительное, мы путаем наш путь из оков с настоящей открытостью, мы не осознаем, что здесь — настоящая ловушка, которая не расширяет границы, а напротив — отрицает и не уважает их.
К примеру, кто-то, кто нам близок — начинает разговаривать с нами очень неуважительно, явно переходя черту дозволенного, а мы, вместо того, чтобы отстоять себя и границы дозволенного, оставляем их поведение без внимания и не оспаривая его, думая о том, какие мы сострадательные. Но, этим самым, мы не уважаем свою собственную границу, которая была нарушена.
Пренебрежение нашими границами — не указатель более высокого или более благородного состояния — как бы мы не рационализировали по этому поводу. Это — просто эскапизм (англ. escape — «сбежать, спастись») и нежелание, боязнь увидеть, войти и пройти через нашу боль. Диссоциация в «духовных» одеждах, все равно остается диссоциацией! Мы можем считать добродетелью выход за пределы личного, возможно думая о том, что мы трансцендируем ее, а на самом деле скатываемся в область деперсонизации (хорошо известного психиатрического нарушения состоящего из потери связи с собственным чувством «я»). Деперсонизация — просто другая форма диссоциации (или нездорового отделения).
А что находится с другой стороны от диссоциации? Близость. А близость требует здоровых границ. Здоровые границы защищают, но не чрезмерно; они охраняют, но не сковывают. Если мы защищаем себя чрезмерно, то перестаем расти и впадаем в стагнацию (фр. stagnation, от лат. stagno — делаю неподвижным, останавливаю; лат. stagnum — стоячая вода). И, если мы становимся совершенно незащищенными, мы тоже перестаем расти, открывая себя без разбора, позволяя попадать в состояния, в которых поглощение неизбежно.
Рассмотрим, в качестве примера, чрезвычайно красивого и всегда улыбающегося человека, даже тогда, когда он плохо себя чувствует. Он может выглядеть очень открытым и восприимчивым, но на самом деле это может слишком многого ему стоить, возможно вследствие того, что эта стратегия — никогда не говорить «нет» — помогла ему справиться с трудностями в раннем возрасте.
Обладание здоровыми границами не означает отсутствия восприимчивости; наоборот, это разборчивая восприимчивость, та открытость которая в состоянии легко и непринужденно сказать как «да», так и «нет».
Автор: Роберт Мастерс