«Этапы профвыгорания у преподавателя выглядят так.
Первые 10 лет: «О, круто, они этого не знают!»
Вторые 10 лет: «Идиоты, как можно этого не знать?!»
Третьи 10 лет: «Господи, ну зачем им это знать??»
В других профессиях текст другой, но смысл тот же.
Первым уходит кураж.
Это больше не твой танец в луче прожектора, который каждый раз как впервые, когда для тебя нет ничего — ни проблем, ни болезней, ни усталости, — ничего, кроме тысячи глаз в зале и той, самой главной пары глаз, которая смотрит на тебя сверху, ты точно знаешь, что смотрит, ты это чувствуешь, и когда ты выходишь на поклоны — твой первый поклон именно в ту сторону, туда, где эта императорская ложа.
Так вот, ничего этого больше нет. Ты выходишь на сцену, волоча за собой все свои проблемы и болезни, усталость и раздражение, и танец твой уже больше не полет в бессмертие, а просто мастерство. Ты рад аплодисментам — они означают, что все закончилось, что сейчас ты выйдешь из служебного входа и сядешь в такси. И ты совсем не рад, что завтра нужно снова плясать, ты вообще об этом не думаешь, потому что не о чем тут думать, а движения ты знаешь наизусть.
А потом ты замечаешь, что стал их забывать, так всегда бывает, если перестаешь об этом думать. И ты снова начинаешь об этом думать, только теперь уже с досадой, потому что теперь этот танец отнимает все больше сил, и тебе совершенно все равно, сильно ли тебе хлопают, ты хочешь просто уйти отсюда и больше не приходить никогда. Но у тебя контракт, плясать еще долго, и тогда ты говоришь себе — соберись, тряпка, и ты говоришь куда-то наверх — врешь, не возьмешь, и огненная энергия ненависти выносит тебя на сцену и держит в воздухе ровно столько, сколько нужно, чтобы исполнить нужный прыжок.
Эта злость очень быстро расходуется, и наступает день, когда ты говоришь себе — все, не могу больше. Да, я лузер, да, я сдался. Плевать. Пусть думают что хотят, да-да, и ты там на небеси — к тебе тоже относится. И тогда ты вспоминаешь про контракт и про неустойку. И про то, что вот сейчас ты отпляшешь сколько велено — и начнется наконец жизнь, а в ней модные туфли, и уикенд в Париже, и еще какие-нибудь пончики, да мало ли что можно купить на эти деньги. Тебе ведь хочется не плясать, а туфли и пончики, и если ради этого надо плясать — ну что ж, ты потерпишь.
И ты терпишь до тех пор, пока тебе не приходит пора подписывать следующий контракт на много-много выступлений, много-много боли в ногах и сна на таблетках, много-много туфель и пончиков. И ты вдруг понимаешь, что тебе не хочется ни туфель, ни пончиков, ни даже Парижа. Не то что такой ценой не хочется — вообще не хочется. Туфли? Какие туфли? Зачем туфли?
И ты понимаешь, что тебя покинула последняя причина, чтобы корячиться на сцене. И радость, и злость, и жадность — все они ушли друг за другом, оставили тебя одного, оставили тебя наконец-то в покое. И тогда ты ложишься клубочком и накрываешься с головой»
Автор Малка Лоренц